Московские ворота распахнулись перед Рюриком, стоило лишь ему показаться в прямой видимости от стен земляного города. Царевичи Иван и Федор пытались склонить гарнизон к выполнению прямых обязанностей, однако эта затея им не удалась. Земские полки, подчиненные князю Бельскому, и не думали защищать права «зверенышей». Малолетние принцы хотели было укрыться в монастырских стенах, но, по приказу князя-наместника, а всего верней, Софьи Скуратовой, были изловлены вооруженной челядью малютиного двора и умерщвлены «каменьями и железом». Сама же молодая вдова встречала кортеж победителя в кремлевских воротах хлебом-солью. Ее по-византийски роскошный сарафан был заткан жемчугами и золотом, а высокий кокошник переливался на солнце ладами и яхонтами. Этот традиционно русский наряд выгодно оттенял ее необычную для этих широт восточную красоту, выделявшую черноокую внучку Ширван-шаха среди множества хорошеньких славянских девиц.
Рюрик ловко спешился, чтобы принять каравай из рук красавицы, и, едва вкусив от угощения, троекратно с жаром расцеловал Софью.
– Ах, хороша! – в голос произнес он.
Софья немедля зарделась, как маков цвет, и потупила очи. Но когда она вновь поднята их, я увидел в темной глубине уже знакомый обжигающий пламень, в котором мужчинам суждено было сгорать без остатка.
Чуть сбоку от меня раздался зубовный скрежет, словно кто-то намеревался перегрызть якорную цепь. Но звук утонул в гомоне и воплях ликующей толпы, приветствующей своего нового правителя. Я чуть скосил глаза: по правую руку от меня как ни в чем не бывало гарцевал Никита Порай. За ним находились Лис, Баренс и прочие.
Колокола вновь заходили ходуном, знаменуя всеобщее ликование, но, честно признаться, мне было не до него. Я вспоминал ночную беседу с институтским разработчиком, вернее, конструктивную ее часть. Институт считал непременным условием дальнейшего успешного развития данного этноконтинуума естественное воцарение в России династии Романовых. В сущности, это было следующее задание и возможность индульгенции для Джорджа Баренса. Нас с Лисом этот вопрос пока что напрямую не касался. Но, по въевшейся привычке, я уже невольно размышлял над путями выполнения следующего задания. Насколько я помнил, и в известной-то нам истории шансы не слишком знатного боярского рода Романовых занять московский престол были сравнительно невелики. Скажем, у князя Пожарского, чистокровного Рюриковича и спасителя России от поляков, их было не в пример больше. Однако же теперь…
Головы убиенных царевичей, по дикому азиатскому обычаю, красовались на пиках, и эта кровавая расправа ставила крест на иллюзорных правах родственников первой жены Ивана Грозного на престол.
Город жил новым зрелищем, дышал новым воздухом и ждал коронации, предвкушая богатые дары и дармовое угощение. Раздухарившиеся горожане собрались было спалить Александровскую слободу, но Рюрик воспрепятствовал этому, чтобы не допустить всеобщего пожара. Теперь в городе только и разговоров было, что о доброте и справедливости «природного» царя.
Между тем жизнь в белокаменных палатах шла своим чередом. Третий день гудел пир на весь крещеный мир. На грядущую коронацию съезжались предстоятели православной церкви, коим надлежало огласить имя государя на своем очередном Соборе. В этом загвоздки не было. Как выяснилось, мой дядя не зря ездил в Покровский монастырь Суздаля. Происхождение Рюрика по старшей линии от царя Василия III, кажется, ныне ни у кого не вызывало сомнений. О таких мелочах, как разбойник-отец и никому не ведомая мать, сейчас предпочитали не вспоминать. В народе и вовсе гуляла легенда о князе Рюрике, очнувшемся от многовекового сна, и никому не было дела, как все обстояло в действительности.
Однако нас праздник не касался. Я сидел в апартаментах, отведенных моему дяде, обсуждая с ним ожидавшееся нашествие с Востока.
– По утверждению Штадена, еще месяц назад все было готово для того, чтобы провести орду Девлет-Гирея к стенам Москвы. Генрих обещал, что верные ему люди откроют ворота столицы, и я практически уверен, что он не блефовал, – говорил я, постукивая по развернутой карте юга Руси, Дикого поля, крымских и турецких земель.
– Хорошо бы знать, как они пойдут, – разглядывая междуречье Днепра и Днестра, покачал головой Баренс. – Если они двинутся с юга по Днепру, их можно попробовать остановить у порогов. А если через Валахию… Обычно здесь можно ждать драки османов со шляхтой, но сейчас недовольный взгляд Сигизмунда II Августа обращен на Вишневецкого. Так что королю польскому не до стычек на границе. Здесь турки могут отыскать брешь.
– Разумно предположить, что с такими силами они ударят и по Днепру, и через Валахию, и из Крыма – через Дикое поле. А может, еще и с Волги, от Астрахани. Не зная хода мысли Штадена, вычислить, где именно он обещал татарам окно на границе, не представляется возможным. Единственное, что у нас действительно есть, это время и место, где Штаден должен обменять золото на карту маршрута.
– Хочешь попробовать там его изловить?
– Быть может, – кивнул я. – Но – скорее – заманить.
– Да, но, мой мальчик…
Дверь скрипнула, мы, не сговариваясь, замолчали и обернулись на звук. На пороге стояла Софья Бельская, не упоминавшая более фамилии своего погибшего мужа.
– В добром ли здравии, Софьюшка? – вставая с места, расплылся в улыбке Якоб Гернель.
Я тоже поднялся, приветствуя ее. С момента приезда мне довелось несколько раз видеть свою недавнюю спасительницу, однако, по большей части, лишь издали. То в воротах Кремля с хлебом-солью, то на великом совете, где, в нарушение всех традиций, она стояла за плечом своего отца, то вчера на пиру, по правую руку от Рюрика. За это время мы не перекинулись и парой слов, но попытки поймать ее взгляд наталкивались на холодное отчуждение. Вот и сейчас она лишь вежливо ответила на поклон и тут же обратилась к Баренсу.