– Что же вы предлагаете?
Мой собеседник медленно покачал головой, готовясь сказать что-то важное и, видимо, не решаясь это сделать. Наконец он заговорил.
– Мэтр Гернель сделал изрядную ошибку, пригласив вас сюда. Вы же, приходится это признать, – еще большую, ему поверив. Но я чувствую и свою вину за то бедственное положение, в котором вы ныне оказались, ибо наивно думал, что сумею оградить вас от царского гнева. Так бы оно и случилось, но нрав здешнего правителя буен и непредсказуем. И, стало быть, теперь мой долг пред Богом как честного рыцаря – постараться спасти вас.
Он на миг умолк, оценивая, какое впечатление произвели на меня его слова.
– Капитан, займи соответствующую позу, – тут же раздалось на канале связи.
– Какую еще позу? – недоуменно спросил я.
– Со-от-вет-ству-ю-щу-ю, – по-менторски произнес Сергей. – Сейчас из тебя будут делать слоника о двух ногах: ездить по ушам и водить за нос.
– Пока что он не солгал ни единым словом, – вступился я за опричного сотника.
– Тут-то собака и порылась. Уж больно сладко этот змей поет. Хотя, по змеиной натуре, петь бы ему и не полагалось.
Авторы цикла передач «Живая природа» были бы шокированы таким подходом к вопросу, но я уже привык выхватывать рациональное зерно из неудержимого потока Лисова велеречия.
– Однако надо понимать, что, помогая вам, я подвергаю свою жизнь крайней опасности. Надзирать будут не только за вами, но и за мной. А даже если вина и не сыщется, вряд ли такая мелочь остановит сбрендившего царя. Я видел, как здесь ломают на дыбе и мучительно казнят людей куда более знатных, нежели ваш покорный слуга, за куда меньшие провинности. Да что там провинности – всякий, чей вид не угодит Иоанну, уже виновен перед ним. Хотя к чему лишние слова, у вас была возможность прочувствовать это на своей шкуре. Из этой дикой страны надо бежать. И чем скорее, тем лучше.
– У вас есть план? – прошептал я.
– Есть. Вчера в Москву прибыл гонец из Новгорода. Это крупнейший город северной Руси. Там случился мятеж, но бунтовщики – забота царя. Нам же интересно другое: соглядатаи видели промеж смутьянов человека, сходного по описанию с Якобом Гернелем. Он ли это, или нет – еще предстоит уточнить, одно ясно вполне – от государева войска ваш дядюшка ускользнет без труда. Но вы, если он действительно там, сумеете отыскать его. У меня в том нет никаких сомнений. Это верно так же, как то, что магнитный камень притягивает к себе железо.
– Быть может, – согласился я.
– Из новгородских земель рукой подать до Ливонии. Вместе мы сможем добраться до Ревеля, а оттуда – прямая дорога в империю, подальше от этого паскудного быдла.
Он заговорил быстро и с напором, как видно, делясь наболевшим:
– Здесь ни в чем нельзя быть уверенным. Сегодня ты в фаворе, а уже завтра можешь оказаться на дыбе. Быть может, вы слышали о князе-воеводе Курбском, некогда одолевшем нас, ныне же бежавшем к королю Сигизмунду. В Москве ему грозила смерть. Но он – князь, известный полководец и, говорят, в родстве с польским королем, поэтому хорошо принят в Кракове. А у меня, кроме ума и отваги, ничего нет, однако, надеюсь, вы не будете спорить с тем, что в нашем мире такие достоинства заслуживают лучшей награды, чем плеть безумца. Если вы согласитесь на мое предложение, то, полагаю, справедливо ответить любезностью на любезность и по прибытии к императорскому двору представить меня влиятельным людям, с которыми, без сомнения, вы свели немало знакомств за время службы.
Штаден закончил свою вдохновенную речь и пристально уставился на меня в ожидании ответа.
Я молчал, устало прикрыв глаза. Сказанное опричником, несомненно, было правдой, и, как я ни старался, не смог уловить пробела в логике собеседника.
– Ну, что ты думаешь по этому поводу? – донесся тем временем до Лиса мой вопрос.
– На первую вскидку, этот стон у них песней зовется. То есть все ясно: участие в троцкистско-зиновьевском заговоре под руководством товарища Курбского; работа на ливонскую и польскую разведку и вполне резонное стремление ускользнуть от культа личности с мешком наличности.
– Для нас, похоже, это оптимальный выход. Мы находим Баренса, забираем его и возвращаемся в институт. Но…
– Шо тебя смущает?
– Видишь ли, за последний месяц Штаден трижды спасал мне жизнь и, помогая нам, снова рискует головой. Так что я просто обязан оказать ему содействие по ту сторону границы. Но, как ты сам понимаешь, составить ему протекцию, о которой он просит, выше моих сил.
– Прими успокоительное, капитан! – перебил меня Лис. – Не о том думаешь. Давай я озвучу вскидку номер два. А что, если твой спасатель «звонит», как Дед Бабай на колокольне, а на самом деле только и ждет, как бы дядю Джо на живца поймать? И этим живцом будешь ты!
– Если это так, то, боюсь, результат его не порадует.
– И то правда. А если не так – пусть Баренс, когда мы его найдем, думает, как выделить твоему благо-гадетелю бочку варенья и корзину печенья. Не хрен бегать и ныкаться по кущерям. Тоже мне казак-разбойник!
Я приоткрыл глаза и старательно придал взору пронзительность.
– Согласен. Когда выступаем?
– Чем скорее, тем лучше, – скороговоркой произнес Штаден с нескрываемым облегчением в тоне. – Как только вы сможете держаться в седле.
Не так давно, листая иллюстрированный журнал, я наткнулся на фотографию Европы, сделанную ночью со спутника. Залитые электрическим светом мегаполисы казались огромными звездами среди мириад крошечных огоньков. В этом искрящемся буйстве Москва смотрелась звездой первой величины. Представить это сейчас, когда бледная луна выползала на темнеющий небосвод, все еще претендующий на роль тверди, было никак невозможно. Город был мрачен, и жалкие лучины вкупе с факелами и масляными светильнями не могли разогнать этот первобытный мрак.